Этот госпиталь был создан в первые дни Отечественной войны. Его начальником была назначена и руководила им до его расформирования в 1945 году майор медицинской службы Евгения Алексеевна Ковылина, волевая, энергичная женщина, умевшая принимать быстрые и правильные решения в самых сложных ситуациях. Ее заместителем (начмедом госпиталя) и ведущим терапевтом стала капитан медицинской службы Валентина Ивановна Баландина (за годы войны они были повышены в званиях и удостоены правительственных наград). Ведущим хирургом госпиталя стал «врач с золотыми руками», «хирург от Бога» (как его называли и коллеги, и раненые) Петр Тихонович Углов. К сожалению, он не дожил до конца войны, скончавшись скоропостижно от инфаркта миокарда.

Частым посетителем госпиталя был главный консультант эвакогоспиталей Саратовской и Пензенской областей профессор, Сергей Романович Миротворцев. Надев приготовленный специально для него кипельно белый халат, он ходил по палатам, разговаривал с ранеными, выслушивал их предложения, претензии. Однажды один из раненых посетовал на однообразное и не очень вкусное, на его взгляд, питание. С. Р. Миротворцев удивленно поднял брови и попросил принести ему сейчас же порцию щей из общего котла пищеблока. Он вышел из палаты в коридор, где увидел две табуретки, на одну из которых он сел, а на вторую поставил принесенную тарелку щей и начал их есть и нахваливать. А когда тарелка опустела, он попросил принести ему добавки со словами, что никогда не ел таких вкусных щей. За трапезой известного хирурга в коридоре зорко следили выглянувшие из палат раненые, слышали его похвалу щам и дружно пристыдили жалобщика, после чего он стушевался и куда-то на время даже спрятался.

Эвакогоспиталь 995 стал принимать раненых почти с первых дней своего существования. В Саратов их доставляли на санитарных поездах, оказывали им квалифицированную помощь, а затем отправляли в другие госпитали, чаще – в глубокий тыл. Но самыми тяжелыми были 1942 и 1943 годы, когда из Сталинграда один за другим приходили волжские пароходы с ранеными. Старожилы Саратова помнят, что тогда пассажирский причал (№ 1) находился почти у Князевского взвоза, т.е. в непосредственной близости от больницы водников и нынешнего ортопедического института. Для транспортировки тяжелораненых госпиталь использовал «полуторки» и подводы на конской тяге. Но многие раненые, пережив бомбежки и артобстрелы пароходов по пути к Саратову, не дожидаясь очередного рейса машины или подводы в буквальном смысле этого слова ползли по Князевскому взвозу по направлению к госпиталю.

В его приёмном отделении работала молодая медицинская сестра, муж которой воевал на Сталинградском фронте. Она знала номер его боевой части, и у всех-всех раненых, поступающих со Сталинградского фронта, справлялась: не знакома ли им фамилия мужа? Все на её вопрос отвечали отрицательно. И вот однажды глубокой ночью, после прибытия очередного санитарного поезда, в приёмное отделение госпиталя на носилках вносят целиком забинтованного бойца. Бинты оставляли только две узенькие полоски для глаз. Медсестра спрашивает запеленованного воина: не слышал ли он фамилию мужа? И слышит в ответ знакомый родной голос. Вот так жестокая война свела друг с другом любящих супругов. Этот эпизод в то время попал на страницы нескольких центральных газет. А мы добавим, что всё завершилось благополучно. Тяжело раненый и обожжённый боец поправился и вернулся в строй.

Малоизвестный факт из истории эвакогоспиталя № 995. Все сейчас знают том, что в первые годы войны Саратов подвергался регулярным бомбежкам немцев.
Они проходили вечерами, как правило, в одно и то же время около 23 часов 20 минут (немцы, видимо, старались этим продемонстрировать свою пунктуальность и постоянство в своих дальнейших действиях, то есть своеобразно влиять на психику людей). Перед налетами немцев горожане уже ожидали объявления воздушной тревоги по радио: «Граждане! Воздушная тревога! Граждане! Воздушная тревога!». Они звучали из громкоговорителей на улицах и из домашних репродукторов – «черных тарелок», имевшихся в каждой квартире. После этого люди спускались в бомбоубежища или простые подвалы старых домов. По темному небу в это время начинали скользить лучи прожекторов, в которых иногда можно было безошибочно разглядеть фашистский бомбардировщик (кстати, о приближении немецких самолетов можно было судить уже по характерному гулу. Кроме того, в разных районах города и области были установлены специальные звукоуловители, установленные на грузовых машинах). Как только самолет попадал в луч прожектора, а иногда на нем сходились два, а то и три луча сразу и уже не выпускали его из своего поля, раздавались «басы» зениток, после чего самолет уходил назад (а сделав в небе круг, возвращался снова) или к радости смельчаков, наблюдавших за небом, начинал полыхать и падал на землю.

Основными «мишенями» бомбардировщиков в Саратове являлись железнодорожный мост через Волгу, крупные заводы и городская электростанция (СарГРЭС). Последняя находилась совсем рядом с эвакогоспиталем № 955, и однажды поздно вечером во двор госпиталя попала бомба, при падении «зарывшись» в землю. К счастью для всех она не разорвалась. По тревоге в госпиталь тут же были вызваны все его сотрудники для организации возможной предстоящей эвакуации раненых, но незамедлительно прибывшие саперы успокоили коллектив госпиталя и раненых. Саперы оцепили место падения бомбы и на рассвете обезвредили ее. Это была, наверное, самая тревожная и беспокойная ночь в истории госпиталя.

Хотя при этом дни и ночи (особенно 1942 и 1943 годов) тоже нельзя было бы назвать спокойными. При массовом поступлении раненых на одного врача приходилось по нескольку десятков пациентов, причем среди них были те, от которых медперсоналу нельзя было отойти. А ведь в госпиталь были мобилизованы не только хирурги, но и терапевты, и врачи других специальностей, которым в первые же недели работы приходилось осваивать навыки перевязок, наложения шин и гипсовых повязок на конечности, помогать хирургам в сложных операциях. Тогда понятия «продолжительность рабочего дня» фактически не существовало. Работники госпиталя находились в нем до позднего вечера, а часто (даже не будучи официально дежурными) оставались и на ночь. Были ли у них минуты отдыха и психологической разгрузки? (последнее словосочетание появилось гораздо позже). Конечно, были. Тогда их называли «отдушинами».

Инструктор по лечебной физкультуре Татьяна Птицына в спокойные вечера приглашала в красный уголок сотрудников и, аккомпанируя себе на рояле, напевала им вполголоса лирические песни Александра Вертинского. Дежурные врачи и сестры иногда при свете керосиновых ламп (так как электричество часто отключалось, а в операционных и перевязочных на экстренный случай стояли всегда заряженные аккумуляторы с автомобильными лампочками), ночами от руки переписывали стихи, чаще всего Константина Симонова. Среди них первые места занимали «Жди меня, и я вернусь…», «Хозяйка дома» («Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой…»), «Открытое письмо» («Я Вас обязан известить, Что не дошло до адресата…»).

У ведущего хирурга госпиталя Петра Тихоновича Углова и заместителя начальника госпиталя по административно-хозяйственной части Шувалова имелись моторные лодки-гулянки. И в воскресные дни (когда это позволяла обстановка) они приглашали врачей с их детьми прокатиться по Волге, погулять по ее островам. Какую радость испытывали дети, когда им по очереди хозяева лодок (конечно, под своим неусыпным контролем) позволяли управлять ими!
В течение всего существования госпиталя в нем работал электриком скромный немолодой человек Судомкин. Он жил в частном доме, во дворе которого выращивал необыкновенной красоты флоксы. В летнее время года Судомкин каким-то образом узнавал о днях рождения сотрудников и дарил им по несколько цветов. Вот так в хмурые военные годы люди старались доставить друг другу хотя бы небольшую радость.

P.S. В основу воспоминаний о жизни военного госпиталя положены рассказы Валентины Ивановны Баландиной, которая в годы войны была начальником медицинской службы и ведущим терапевтом эвакогоспиталя №995. Но мне, ее внучке, не довелось услышать эти рассказы лично – она умерла, когда мне не было и года. Но эти воспоминания мне бережно передал папа. Как и рассказы о жизни только-только открывавшихся тогда, в 60-ые годы, медицинских институтов: Владивостокского, Семипалатинского, Целиноградского, где Валентина Ивановна в разные годы заведовала кафедрами терапии, а он начинал работать молодым преподавателем. Сейчас папа, Виктор Владимирович Лисин – ассистент кафедры пропедевтики внутренних болезней Саратовского медицинского университета.